Каковы жанровые параметры шаманских легенд? В свое время Е. М. Мелетинский предложил для различения мифа и сказки пользоваться целым набором различительных признаков, среди которых выделил две основные группы. Первая из них характеризует произведение с точки зрения носителей фольклора. Здесь кроме уже названного признака достоверность/недостоверность отмечены такие важные для нашей темы моменты, как ритуальность/неритуальность текста, его сакральность/несакральность и этнографически-конкретный/условно-поэтический тип фантазирования. Эта первая группа признаков дополняется второй, соответствующей «содержанию самого произведения - его тематике, героям, времени действия, результату действия», а именно: мифический герой/немифическищ мифологическое (доисторическое) время действия/сказочное (внеисторическое); наличие этиологизма/его отсутствие (или этиологизм орнаментальный); коллективность (космичность) объекта изображения) его индивидуальность [см. Мелетинский, 1970, с. 142]. Используя этот набор, можно выделить различительные признаки, характеризующие шаманские легенды. Признаки первой группы в основном совпали с признаками мифа: достоверность сообщения, естественно, влечет за собой этнографическую конкретность фантазирования и возможность использования текста в ритуальных целях, сопряженную с его сакральностью.

Что касается второй группы, то здесь обращает на себя внимание следующее. Рассказы о шаманах могут быть отнесены не только к мифологическому времени первотворения (Тм), как миф, но и к историческому, точнее, квазиисторическому прошлому (Ти) или даже к настоящему или недавно прошедшему времени (Тн), но, конечно, не к условному сказочному времени. Иными словами, для определения жанра рассказа о шамане целесообразно использовать целую шкалу времени: Тм - время мифа, Ти - время предания, Тн - время бытового рассказа или былички.

Хотя определение жанра рассказа о шамане как «мифа», «предания» или «былички» носит у нас метаязыковой характер, однако внутри самой эпической традиции им иногда можно найти соответствия. Так, например, чукчи делят повествования на тоттомгаткэн пынылты - «времен творения вести» (ср. мифы), акалылэткэн пынылты - «времен раздоров вести» (ср. исторические предания) и лые пыныл - «правдивые вести» (ср. бытовые рассказы), которые все вместе противостоят недостоверным, с их точки зрения, историям лымныл (ср. сказки). Нивхи различают мифы шлгунд (по Штернбергу, от слова тыланд - «далекий», «старинный»!) и предания о событиях более позднего времени кераинд. Г. М. Василевич сообщает, что эвенки, «по сказаниям и преданиям представляя себе исторический ход жизни своей труппы, различали в ней периоды: нимнгакан - очень древний, «когда земля начинала становиться», булэмэкит - период войн и расселения оленеводов; период формирования современных групп... Определяли эвенки любые события по отношению к этим трем периодам» [Василевич, 1969, с. 191]. Важно подчеркнуть, что термин нимнгакан означает не только временной период, но и жанр рассказа - миф - и противопоставлен повествованиям жанра улгур - рассказам о случаях, сохранившихся в памяти живущих, т. е. бытовым рассказам о недавних событиях [см. Василевич, 1969, с. 195; Романова и Мыреева, 1971, с. 12], при этом оба жанра объединяли рассказы, считавшиеся достоверными.

В других случаях отнесение текстов к мифам, преданиям или бытовым рассказам не находит прямой поддержки в народной терминологии, фиксирующей лишь более общее членение эпики на достоверные и вымышленные повествования. Однако можно предположить, что и в этих случаях носители традиции пользовались подобного рода шкалой времени, но маркировали ее иным способом, например именем главного героя, приуроченностью рассказов к фигуре культурного героя (миф), родоначальника (предание) или соседа (быличка).

Именно с таким случаем мы, вероятно, имеем дело в зачинах корякских мифов: «Это было время, когда жил Большой Ворон», «Это было время, когда жил Большой Ворон и его народ»., «Это было время, когда сам себя создавший отец творца жил». В монографии Е. М. Мелетинского «Палеоазиатский мифологический эпос», откуда заимствованы эти примеры, показано, что, хотя корякский Ворон Куйкынняку в отличие от Ворона чукотских мифов не является творцом (он не добывает землю со дна моря или небесные светила, не творит горы и реки и т. д., как чукотский Куркыль), что, хотя у коряков вообще отсутствует жанр «вестей» творения и вороний эпос входит в группу лымныл, тексты о Вороне и его семействе являются именно мифами, а их сюжетная организация обусловлена реализацией сугубо мифологической се-мантики [Мелетинский, 1979, гл. 2].

У эвенков находим рассказы об Уньяны [см. Василевич, 1936, с. 41 - 44 и 245], внешне мало отличающиеся от сказок о борьбе с чудесным противником. Этот персонаж считался, однако, духом-покровителем шамана Майели [см. Суслов, 1931, с. 101], из чего можно заключить, что тексты эти должны быть отнесены к группе родовых преданий.

Та или иная временная приуроченность рассказа о шамане коррелирует, таким образом, и с масштабом главного персонажа: как культурного героя с чертами великого (первого) шамана - в мифе, как почитаемого предка - в предании и, наконец, как некоего шамана, современника рассказчика, - в быличке, и с масштабом топографии действия, разворачивающегося соответственно: в космосе (миф), на определенной родовой территории (предание) или в каком-либо конкретном наслеге (бытовой рассказ).

С масштабом действия, в свою очередь, коррелирует и характер этиологического финала, связывающего события рассказа с настоящим положением вещей. Для шаманского мифа (как и для мифа вообще) - это объяснение современного состояния элементов природы и культуры; для предания - генеалогические и топонимические моменты, история происхождения того или иного урочища или ритуального объекта (в том числе и история происхождения какого-либо почитаемого шамана); для былички - вывод морального толка, объяснение удач или неудач, ставших «с тех пор» уделом рассказчика или его близких.

Задавая жанровые параметры текста, все эти признаки (время действия, место, характер героя и этиологии) входят непосредственно в повествование, составляя более или менее постоянные элементы его сюжетной структуры и занимая в ней строго определенное место: в инициальной части сообщается, «когда» и «где» происходят события, и дается характеристика персонажей, а в финальной части следует этиологический вывод. Но эти элементы, составляющие рамку собственно сюжетных коллизий, легко могут опускаться; именно поэтому корреляции признаков, выделенные выше, представляются нам весьма существенными, так как позволяют исследователю определить жанр текста при отсутствии какой-либо из этих характеристик.

Автор: Е.С. Новик

Продолжение здесь.