Переход к устойчивому развитию, который по своему существу носит глобальный характер, отвечает в долговременной перспективе государственным интересам любой страны. Китай в этом не является исключением. Обычно государственные интересы определяются в официальных документах, посвященных обеспечению безопасности страны. В Китае таким документом является Концепция национальной безопасности КНР.

Необходимость новой рефлексии проблем обеспечения национальной безопасности непосредственно связана с появлением новых опасностей, видов угроз и вызовов, обнаруживающихся в процессе глобализации. Не будет преувеличением утверждение, что все люди, организации и учреждения, государство и общество в целом считают одной из важнейших своих задач обеспечение безопасности. Наличие большого многообразия новых опасностей в обществе порождает проблему ликвидации их причин или защиты от них, то есть создание обществу в целом и его составляющим структурам условий для безопасного существования и функционирования[1].

В Китае также считают, что в новых исторических условиях понятие безопасности выходит далеко за рамки политической и военной деятельности людей и включает экономический, научный, технологический, экологический, цивилизационный и ряд других аспектов. Соответственно подходы к безопасности стали более разносторонними и прагматическими. Активизировалась деятельность китайского руководства по продвижению новых концептуальных взглядов на международной арене[2]. Именно поэтому в последние годы произошли важные изменения в подходах китайских ученых к решению проблем национальной безопасности.

Так, например, директор Центра изучения внешней политики Китая Китайского института современных международных отношений Янь Сюэтун, излагая новую китайскую концепцию безопасности, отметил, что в соответствии с изменением международной обстановки и опытом истории осознание людьми международной безопасности непрерывно меняется. Мышление эпохи «холодной войны» предполагало, что усиление противника является источником угрозы государственной безопасности. Основным условием защиты государственной безопасности являлось подавление вооруженной мощи враждебного государства.

Янь Сюэтун считает, что в условиях глобализирующегося мира мышление периода «холодной войны» уже не соответствует новому состоянию. Необходимо утвердить новое общее понимание безопасности на длительный период мультиполяризации. Отличие состоит в том, что угроза международной безопасности определяется политическими отношениями между группами государств, а не различием мощи. Китайские руководители и специалисты считают, что ответ на вопрос, может ли государство представлять угрозу, определяется тем, какую политику оно проводит, а не тем, насколько сильна его мощь[3].

Обстоятельства, связанные с окончанием «холодной войны», глобализацией и изменением мирового порядка побудили КНР проводить иную политику. Исчезли непосредственные угрозы безопасности КНР. Ситуация в Азии стала характеризоваться китайскими аналитиками как устойчивое равновесие сил, которое не стремилась подорвать ни одна из мировых держав. Несмотря на существование целого ряда проблем в двусторонних отношениях Китая с соседними странами, ни одна из них не рассматривалась как способная пойти на военный конфликт с Китаем[4]. С другой стороны, именно отношения с соседними странами, которым всегда уделялось повышенное внимание, заняли «особо важное место» во внешней политике КНР.

Наиболее существенным препятствием в развитии этих отношений является то, что стремительное экономическое развитие и значительная закрытость Китая порождают ряд опасений у соседних стран и способствуют формированию идей «китайской угрозы». Для того, чтобы помешать закреплению подобных стереотипов и стимулировать образование китайского регионального сообщества, китайское руководство выдвинуло так называемую «новую концепцию безопасности», которая активно пропагандируется КНР, начиная со второй половины 90-х гг. XX в. Данная концепция может рассматриваться как важнейшая теоретическая основа региональной политики КНР в условиях глобализации, несущая не только идеологическую нагрузку (что в условиях распространения идей относительного роста «китайской угрозы» тоже немаловажно), но и отражающая основные методы региональной политики КНР[5].

Возможные угрозы со стороны Китая активно обсуждаются на Западе, в Японии, в российских политических и научных кругах. Выдвигаются идеи «сдерживания Китая»[6].

В настоящее время, по оценкам К. Райс, КНР не является государством, поддерживающим статус-кво в регионе, а скорее всего представляет собой державу, которая стремится изменить в свою пользу баланс сил в Азии, что превращает ее в конкурента, а не в партнера США[7].

Относительно основных условий создания безопасности для КНР, по оценкам китайских ученых, в новой концепции безопасности существует иное понимание по сравнению с мышлением «холодной войны». Можно считать, что новая китайская концепция безопасности отражает новую систему культурно-цивили­зационных ценностей, складывается из четырех основных принципов сотрудничества между странами в области безопасности и содержит различные механизмы практической реализации этих ценностных принципов. Как заявил Цзян Цзэминь в своем выступлении на ХVI съезде Компартии Китая в ноябре 2002 г., «новая концепция безопасности КНР строится на основе взаимного доверия, взаимной выгоды, равноправия и координации действий между странами»[8].

В более развернутом виде положения новой концепции безопасности Китая были представлены руководством китайских вооруженных сил в лице министра обороны КНР Чи Хаотяня и заместителя начальника Генерального штаба НОАК генерал-полковника Сюн Гуанкая на международном симпозиуме, проведенном Китайским институтом международных стратегических исследований в декабре 2002 г.

Культурно-цивилизационное ядро новой концепции безопасности КНР сводится к четырем основным ценностным принципам:

– «взаимное доверие»;

– «взаимная выгода»;

– «равенство»;

– «координация».

Рассмотрим их более подробно.

Прежде всего, названные ценностные принципы дополняют друг друга и представляют собой объективацию трансформирующихся культурно-цивилизационных традиций, где «взаимное доверие» – это фундамент, «взаимная выгода» – цель, «равенство» – гарантия, а «координация» – средство реализации ценностных установок новой концепции безопасности. Ее организационно-функциональная суть – преодоление односторонней безопасности и приход международных отношений к общей безопасности на основе взаимной выгоды и координации.

«Взаимное доверие» связано с преодолением культурно-цивилиза­цион­ных различий в социальных системах, с отказом от менталитета «холодной войны» и политики с позиции силы, с освобождением от взаимной подозрительности и враждебности. Предполагается, что все страны должны постоянно вести открытый диалог, информировать друг друга о своей политике безопасности и обороны, о важнейших акциях в этой области. «Безопасность» как важнейшая ценность каждой страны может быть реализована лишь на всеобщем доверии между странами. Любая безответственная пропаганда об «угрозах» или целенаправленная дезинформация со скрытыми мотивами могут служить лишь усилению подозрений и отчужденности между странами.

Если между странами формирующегося «китайского региона» существует достаточное взаимное доверие, то у них уже нет необходимости прибегать к военной силе для защиты от противной стороны. В «китайском регионе» уже не может развиваться гонка вооружений, уменьшается опасность военного конфликта. Кроме того, если имеются стратегические интересы взаимного доверия, то в случае незначительного конфликта стороны могут урегулировать трения без военной силы, не станут прибегать к военной угрозе, так как это может разрушить уже имеющееся стратегическое сотрудничество[9].

Ценностный принцип «взаимной выгоды» подчеркивает важность учета интересов каждого из государств. Отныне во внешнеполитической стратегии КНР основной акцент делается не на поиски новых форм и методов конфронтации, а на усиление по расширению области соприкосновения взаимно выгодных интересов.

«Взаимная выгода», как и рассмотренная выше ценность «взаимное доверие», относится к удовлетворению объективных потребностей социокультурного и социоприродного развития стран в процессе глобализации. Эта ценность стимулирует уважение интересов безопасности друг друга, а также создание условий для учета интересов партнеров при реализации собственных потребностей и интересов безопасности. В новой концепции безопасности особо выделяется ценность … принцип «всеобщей безопасности» и интересов партнеров при реализации собственных интересов безопасности. Выделяя принцип «всеобщей безопасности», отвергается ценность «абсолютная безопасность» одной стороны за счет безопасности других. Усиление и укрепление военных альянсов, гонка вооружений могут повысить чувство безопасности малого числа стран и понизить чувство безопасности значительно большего числа стран. Но при этом нельзя достичь стабильности. Напротив, такая ситуация лишь разрушает ее.

Поскольку понятие суверенитета – это единственное, что делает различные по своим возможностям государства формально равными, то ценность «равноправия» или «равенства» можно понимать как утверждение принципа государственного суверенитета. В свою очередь, необходимость координации действий между странами отражает как идею многополярности мира, так и неприятие односторонних действий.

Декларируемая КНР ценность «равенства» связана с идеей о том, что все страны, независимо от их размеров и могущества, являются равными членами мирового сообщества. Они должны уважать друг друга, не вмешиваясь во внутренние дела, взаимодействовать в деле демократизации международных отношений. Только ценность «равенства» может быть гарантией того, что страны будут способны решать проблемы безопасности путем диалога и консультаций. Только при наличии равенства между странами можно предотвратить вмешательство великих держав во внутренние дела малых стран и под любым предлогом навязывать им свои ценности и идеологию.

«Координация» предусматривает разрешение споров посредством мирных переговоров и осуществление обширного и глубокого сотрудничества по проблемам безопасности с тем, чтобы предотвратить скрытую угрозу и избежать войн и вооруженных конфликтов. Новая концепция безопасности предлагает различные гибкие способы координации, в том числе механизмы многосторонней безопасности в виде многосторонних форумов, двусторонних переговоров, неофициальных диалогов ученых и специалистов и т.д. С их помощью нужно постепенно решать проблемы, связанные с военными альянсами, оставшимися после «холодной войны». Вместо военных союзов предлагается развивать партнерство между странами на двусторонней основе и в рамках вновь складывающихся систем безопасности.

Безусловно, многие положения новой китайской концепции безопасности звучат как демонстрационные и даже пропагандистские клише. Вместе с тем, Китай в своей внешней политике в последние два десятилетия последовательно придерживается этих принципиальных положений, совершенствуя их в теоретическом и практическом плане[10].

Следует отметить две наиболее существенные особенности новой концепции безопасности, которые подчеркиваются китайскими авторами. Во-первых, во главу угла ставится ценностный принцип «общей выгоды», которая превалирует над частными интересами и является основным источником общей безопасности[11]. Поскольку значимость общей пользы отнюдь не всегда осознается государствами, необходимо вести активную дипломатическую работу в этом направлении. Основа для формирования общих интересов – это экономическое сотрудничество. С этой точки зрения, ни военные альянсы, ни одинаковая политическая система не являются залогом мира и безопасности[12].

Помимо прочего, в новой концепции безопасности КНР заслуживает особого внимания учет возможности поддержания мира при наличии в разных государствах различных политических систем. Как известно, весьма распространенной в западном мире является теория так называемого «демократического мира», получившая научное обоснование в теории международных отношений. Согласно этой теории, вероятность войны между демократическими режимами гораздо меньше, чем между демократическими и недемократическими. Пекин, ориентируясь на то, что многие авторитарные азиатские режимы не приемлют навязываемые западными странами культурно-цивилизационные модели демократизации, предлагает свою альтернативную концепцию безопасности, где на первый план ставится активное экономическое взаимодействие.

Среди традиционных ценностных принципов сотрудничества, которые Китай выдвигает в области безопасности и в условиях глобализации мира, самым важным является принцип «ненаправленности» этого сотрудничества против третьей страны. Второй ценностный принцип – «невмешательства» во внутреннюю политику, третий – «использование мирных методов при разрешении межгосударственных конфликтов». Четвертый – «применение равноправных консультаций»[13].

Китайские исследователи актуализируют свое внимание и на ценности – принципе внутрирегионального взаимодействия в области безопасности, рассматривая данный вопрос с позиции уважения к суверенитету и независимости стран с исключением вмешательства извне. Выступая против ситуаций, когда «большой притесняет маленького», «опираясь на силу притесняют слабых», китайские руководители, политики, исследователи традиционно полагают, что только международное сотрудничество обеспечивает безопасность мирового сообщества.

Новая концепция безопасности традиционно строится по принципу «эффекта двойной выгоды»: «защищая собственную безопасность необходимо заботиться о безопасности других стран»; «не причинять вред безопасности и стабильности других стран в обмен на собственную безопасность и стабильность»[14].

Второй существенной особенностью новой концепции безопасности является провозглашаемый приоритет намерений государства над его возможностями. Важно не то, насколько мощным является то или иное государство (подразумевается, что это проблема внутреннего развития), а то, как оно использует свои возможности на мировой арене[15]. В качестве наглядного примера приводится стремление США к мировой гегемонии, тогда как Китай никогда не ставил и не будет ставить перед собой подобную цель.

Провозглашая идею общей пользы и необходимости уделять основное внимание «намерениям», а не «возможностям», Китай считает, что в современном глобализирующемся мире, где на первый план выходят геоэкономические проблемы, государства склонны сотрудничать вне зависимости от того, насколько противная сторона выигрывает от такого сотрудничества. Основополагающие ценности-принципы новой концепции безопасности как раз и базируются на допущении того, что страны «китайского региона» стремятся или должны для укрепления собственной безопасности стремиться именно к абсолютным выгодам, не обращая внимания на то, сколько выигрывают их соседи. Для КНР, сохраняющей современные темпы роста, подобное ценностное позиционирование безусловно является беспроигрышным, поскольку позволяет достичь как абсолютных, так в перспективе и относительных выгод от международного экономического сотрудничества. Одновременно КНР обеспечивает себе мирную международную обстановку, способствующую стабильному внутреннему развитию.

В отличие от оценки международных отношений на глобальном уровне, где господствуют ценностные подходы традиционного реализма, в своей региональной политике, сформулированной в новой концепции безопасности, Пекин делает упор на либеральные ценностные концепции, подчеркивая, что от экономического сотрудничества с Китаем соседние страны только выигрывают. Определенное противоречие очевидно. Однако вряд ли здесь стоит говорить о политическом лицемерии и двуличности Пекина или о том, что такой «региональный либерализм» носит временный характер и будет целиком и полностью свернут, как только Китай почувствует себя в силах прямо навязывать свою волю более слабым соседям. Скорее всего, новая концепция безопасности КНР представляет собой модернизированный вариант традиционной, сравнительно «мягкой» китайской глобализирующейся гегемонии. Цинский Китай придерживался этой системы взглядов до прихода европейцев.

В начале 1990-х годов Дэн Сяопин высказал фундаментальные идеи по вопросам внешней политики и политики безопасности, которые известны под названием «стратегии 24 иероглифов», включающих в себя семь установок: 1) хладнокровно наблюдать; 2) укреплять расшатанные позиции; 3) проявлять выдержку, справляться с трудностями; 4) держаться в тени и стараться ничем не проявлять себя; 5) быть в состоянии защищать пусть неуклюжие, но свои собственные взгляды; 6) ни в коем случае не лезть вперед, на первое место; 7) при этом делать что-то реальное[16].

Эта стратегия, являющаяся концентрированным выражением политических культурно-цивилизационных ценностей, и в настоящее время используется китайскими специалистами, отвечающими за разработку системы национальной безопасности. Несмотря на то, что некоторые ее положения («никогда не заявлять о своих правах на главенствующую роль» и «делать определенный вклад») в последнее время вызывали споры, в целом в ней отражается желание снизить геополитические амбиции Китая в ближайшей перспективе и максимально увеличить его мощь и возможности в более отдаленном будущем.

К сожалению, более глубокую информацию о концепции национальной безопасности КНР получить довольно сложно. Поэтому анализ документов материкового Китая по официальной стратегии безопасности и «Белых книг» для более точного прогнозирования его реальных намерений должен дополняться оценками того, что уже сделала КНР в прошедшие годы и что она намерена сделать в перспективе.

Китайские военные аналитики определяют комплексную стратегию как «общую стратегию государства или союза государств, в интересах которых используется комплексная государственная мощь» для достижения политических целей, особенно тех, которые имеют отношение к национальной безопасности и стабильному развитию КНР.

Китайцы никогда не смирялись с тем, что они, будучи самой многочисленной нацией в мире, продолжают занимать в нем второстепенные позиции. Поэтому на протяжении тысячелетий правители Китая своей главной целью ставили создание соответствующей экономической и политической базы для превращения страны в одну из сверхдержав, государства – «да го», способного бороться за мировое господство. Ориентация КНР в вопросах национальной безопасности на традиционные цивилизационные ценности будет приносить скорее всего успех как внутри континентального Китая, так и в формате всемирной китайской «ойкумены». Поэтому перед российскими исследователями встает важная научная и практическая проблема превращения нынешней модели стратегического партнерства между КНР и РФ в долгосрочную парадигму «многофакторного равновесия» [17].

[1] Шаваев А. Национальная безопасность: некоторые вопросы теории // Безопасность Евразии. 2005. № 1. С. 409.

[2] Болятко А.В. Обеспечение национальной безопасности Китая // Проблемы Дальнего Востока. 2003. № 4. С. 32–33.

[3] Янь Сюэтун. Новая концепция безопасности и взгляды на сотрудничество в области безопасности // Сяндай Гоцзи Гуаньси. 1997. № 11. С. 28–32.

[4] Whiting. A. S. The PLA and China s Threat Percepcions // China Quaterly. 1996. P. 598.

[5] Боровой В. Региональная политика во внешнеполитической стратегии КНР после окончания «холодной войны» // Белорусский журнал международного права и международных отношений. 2005. № 1. С. 55–60.

[6] Титаренко М. Россия: безопасность через сотрудничество. Восточно-азиатский вектор. М., 2003. С. 183.

[7] Цит. по: Frankfurter Allgemeine Zeitung. 2001. 9 April.

[8] Цюаньмянь цзяньшэ сяокан шэхуй, кайчуан чжунго тэсэ шэхуйчжуи шие синь цзюмянь// Сообщение агентства Синьхуа от 17.11.2002.

[9] Вознесенский А.Д. Российско-китайское стратегическое взаимодействие и мировая политика. М., 2004. С. 15.

[10] Болятко А.В. Указ. соч. С. 33.

[11] Ли Сяоминь. Чжунгодэ синь янцюань гуань // Хэпин юй фачжань. 2002. № 2. С. 45.

[12] Янь Сюэтун. Чжунгодэ синь янцюань гуань юй анцюань хэцзо гоусян // Сяньдай гоцзи гуаньси. 1997. № 11. С. 28–32.

[13] Свешников А.А. Концепции КНР в области внешней политики и национальной безопасности // Китай в мировой политике. М., 2001. С. 139.

[14] Ли Сюэбао. Безопасность с точки зрения глобализации: два различных понимания и причины разногласий // «Гоцзи Чжэнчжи» («Международная политика»). 2005. № 11.

[15] Боровой В. Региональная политика во внешнеполитической стратегии КНР после окончания «холодной войны» // Белорусский журнал международного права и международных отношений. 2005. № 1. С. 58.

[16] Цзян Цзэмин Лунь Ю Чжун Го Тэсэ Шэхуэйжуи «Чжуань Тиужай бянь» Чжун Гунн Чжунъян вэньсянь яньцзюши бянь. (Цзян Цзэмин о социализме с китайской спецификой. Сборник высказываний по темам. Составлен ЦК КПК) Чжунъян вэньсянь чубаньшэ. Бэйцзин, 2002. P. 527.

[17] О концепции «многофакторного равновесия», методически обеспечивающей прогнозы внешнеполитического взаимодействия КНР и РФ, подробно см.: Воскресенский А.Д. Китай и Россия в Евразии: Историческая динамика политических взаимовлияний. М., 2004.

Автор: В.М. Феоктистов