Фольклор малых народностей и племенных групп современной Индии — санталов, бхилов, мунда, кота — позволяет составить представление о ранних формах индийского художественного слова.

У санталов сохранилось предание о двух братьях, собиравших и сушивших дикие коренья. Однажды к юношам явился
тигр и потребовал свою долю. Не растерявшись, хитрецы засунули в пучок корней пылающую головню и швырнули незваному
гостю. Отведав угощения, тигр взвыл от боли. Тогда один из братьев, улучив момент, схватил зверя за хвост и стал изо всех
сил дергать. Разбойник с ревом покинул поле боя, оставив хвост
в руках победителя. Окрыленные успехом, братья поджарили трофей, ставший предзнаменованием великой удачи, а затем выследили и убили тигра. Охота увенчалась грандиозным пиршеством: санталы съели своего обидчика.

Сантальская сказка об удачливых охотниках — отголосок
фольклора первобытного общества, когда человек учился быть
Человеком. Этот сколок собирательного и охотничьего эпоса вместил в себя мифологию и народные верования, искусство и познание природы. Конфликт сказки разрешается без вмешательства потусторонних сил, которых первобытно-синкретическое мировоззрение еще не знало; оно довольствовалось только сферами
 практической, «земной» жизни, не выходя за рамки природы и
своей родоплеменной группы. Мировосприятие первобытного
 человека не вычленяло его из природы. Поэтому разговор людей
с тигром (отражающий категории чудесного, фантастического
в волшебной и животной сказке позднейшего фольклора) казался членам рода столь же реальным, обыденным явлением, как
 сбор кореньев или добывание огня.

В общественном сознании первопредков санталов реальное
 и фантастическое начала были неразличимы. Равным образом
 искусственной оказалась бы попытка механически отделить героические мотивы сказки от комических. Для древних санталов,
 например, поджаривание хвоста (как один из тотемистических обрядов) было столь же существенным моментом в борьбе с хищником, как и охота на него.

Всеодушевление, таящее в себе зародыш пантеистических
 воззрений грядущих эпох, упрочивало в сознании человека родового общества представление о единстве людей и окружающего
 мира. Родовые отношения, проецированные на природу (в том 
числе — на мир флоры и фауны), породили тотемистические верования.

Отражая недифференцированность первобытного мировоззрения, жанровый синкретизм препятствует какому бы то ни было 
точному определению повествования. Что же это? Сказка, миф,
 легенда? Ни то, ни другое, ни третье. Искусство еще не отмежевалось от других форм сознания 
(например, от народных верований). Бесхитростный рассказ не
 рожден в лоне образного мышления; скорее это страничка древней летописи, деловая хроника повседневной охотничьей жизни.
 Но художественная фантазия уже тревожила сердце человека. Жгучая проблематика, яркий сюжет и острый конфликт дали
 простор для художественной выдумки. Тигр наделен даром человеческой речи (он вступает в переговоры с людьми), а герои
 сказки — находчивостью и смекалкой. Безвестный рассказчик,
 не пускаясь в пространное перечисление доблестей братьев,
 выразил свое восхищение их мужеством с помощью яркой детали (пылающей головни).

Кульминация рассказа — единоборство сантала со зверем.
 Руки, крепко ухватившие хвост тигра, это уже не руки собирателя кореньев — они налиты мощью, отличающей борца, который дерзнул помериться силами с властелином джунглей.

В облике первых героев индийского фольклора уже можно подметить черточки «индивидуализации» и даже своего рода
 «первобытного психологизма». Хозяин леса — с хитрецой, вместо того чтобы неожиданно нанести сокрушительный удар и овладеть
 добычей, он предпочитает выторговать ее у безоружных людей.

На эмоциональной палитре рассказа сверкают три краски:
 смертельная опасность встречи, героика поединка и торжество
победы.

Бесстрашные санталы — духовные собратья Прометея, похитителя небесного огня у богов. Индивидуум еще не выделился
 из массы, но в кругозоре индийского искусства появилась первая фигура так называемого культурного героя, ведущей силы
 фольклора первобытнообщинного общества, древнейшего образа устно-поэтического творчества. Миссия культурного героя —
 борьба со стихийными силами природы, добывание пищи, изготовление орудий труда и. защита завоеваний человека. Разумеется, культурный герой, олицетворяющий родоплеменной коллектив в целом, не мог быть реальным героем в подлинном значении этого термина искусствознания.

В легенде о Прометее и сантальской сказке значительная 
роль отведена огню. Но не это (существенное само по себе) совпадение сближает греческий и индийский мифы. Их роднит пафос подвига, спасшего человечество от гибели и осветившего ему путь вперед.

Когда общество поднимется на следующую ступень, а искусство возмужает, культурный герой, стоящий в центре сказочно-мифологического эпоса, уступит место образам эпоса героического. Как синкретический сказочно-мифологический эпос противостоит эпосу героическому, так и культурный герой коренным
 образом отличается от своего потомка. Культурный герой — это
 рядовой член рода, некий безличный «один человек» (по удачному выражению советского исследователя Е. М. Мелетинского).


Неразвитость родовых отношений препятствовала свободе самодеятельности отдельных членов рода, первобытное общество не
воспринимало подвиги культурного героя как совершенные индивидуумом. Сантальские прометеи, герои сказки — рядовые члены общины. В повествовании они и фигурируют не как личности,
 а как представители санталов, как персонифицированное перевоплощение своего родоплеменного коллектива. Типическое
 преобладало над индивидуальным. Герой делит свою славу со
всем родом. Повествуя о доблести двух братьев, сказка имеет
в виду санталов как единое целое. И вместе с тем не животное
и тем более не дух или бог (идея которого вызрела значительно позднее) стали ведущим началом сказки, а человек. Искорки
с головни, которая побывала в руках санталов, разгораются эпическим сиянием «Махабхараты» и «Рамаяны», огнем народной мудрости и фантастики сказок.

По эстетическим законам первобытного искусства сложена
и сказка племени кота. Юноша пробрался в загон для скота, чтобы украсть козу.
 Схватив за хвост жертву, он набросил веревку на шею животного, уселся на него и направился домой. В предрассветных сумерках кота в изумлении обнаружил, что, не разобравшись, он
сел в темноте не на козу, а на тигра, который, видно, хотел полакомиться козлятиной. Юноша не растерялся и засыпал глаза
 хищника перцем. Жители деревни забросали ослепленного тигра камнями.

Сознание современного человека воспринимает этот рассказ
 как сочетание бытовых реалистических деталей (кража козы) и
игры фантазии (езда на тигре); однако в мировосприятии древних все компоненты сказания были равноправны. Мироощущение кота не отграничивает животных от людей; природа и общество замкнуты в едином кругу. Эта общность подчеркивается
 параллелизмом замыслов тигра и юноши.

В других вариантах сказки (возможно, более поздних) место тигра занимает демон. Такая подмена не противоречит основному смыслу сказки, ибо таинственный дух был таким же реальным жителем леса, как и тигр. И все же первобытное искусство
 разрывает невидимые цепи, сковывающие общество и природу:
 культурный герой находчивостью и смекалкой побеждает зверя
или демона.

Общность мотивов и параллелизм поступков животных и людей наиболее четко проявляются в сказке племени кота о похищении девушки.

Четыре обезьяны отбили у племени девушку. Их соперником
 оказался медведь. Девушка становится пленницей медвежьего
 семейства. Ее пытается выкрасть представитель другого племени. Но медведи съедают его. Затем появляется еще один храбрец, который, улучив момент, с помощью девушки обкладывает
 камнями вход в медвежью пещеру. Вернувшиеся домой животные застревают в узкой щели и погибают под топором юноши. Победа культурного героя была одной из первых побед индийского искусства.

 

Автор: И.С. Рабинович

 

Продолжение здесь.

Google Analytics

Uptolike

Яндекс. Метрика

Рамблер / Топ-100