Каноническая литература древних индийцев, равно как и сравнительно более поздние тексты, сложившиеся отчасти на основе вед, отчасти же в достаточной мере самостоятельно, обнаруживает в своем формировании некоторые характерные черты, присущие и памятникам других религий. Зафиксированный в этих текстах миф, по преимуществу нарративного характера, дополняется сведениями и пояснениями, связанными с развитием соответствующей догматики и дидактики. Ритуал же, наряду с более конкретными традиционными пояснениями практического, «внешнего» характера, сходным образом подвергается более отвлеченному осмыслению, в известной мере приобретая символическое «внутреннее» значение.

Подобный процесс интровертизации связан, в частности, с потребностью придать обрядности (как бы «стирающейся» в ходе многократного, все более автоматического повторения) новую значимость, оживить, углубить ее на новых основаниях — как интеллектуального, так и эмоционального порядка [Сыркин, 1971, с. 124, 125]. Эти процессы отмечают многовековую историю индуизма; они помогают лучше понять и зарождение в его недрах новых течений (например, веданты), способных привести — при достаточно радикальной переоценке канона — к созданию новой религии (индуизм, буддизм).

Можно полагать, что всякая религиозная система (в данном случае — индуизм) тяготеет к максимальному охвату различных сфер и уровней поведения, связанных с принадлежностью адептов к различным интеллектуальным, психическим, эмоциональным категориям. Совокупность канонических и внеканонических текстов отличается, во всяком случае на ранних этапах, определенным синкретизмом. Из соответствующих текстов вычленяются и формируются отдельные жанры и отрасли знания. Так, этиологическая функция мифа (в частности, космологического) ведет к развитию естественнонаучного и философского творчества, его дидактика - к этике и законодательству; исконно присущая ему эстетическая функция вызывает к жизни памятники словесного, музыкального, изобразительного искусств. Таким образом, религия стремится к возможному упорядочению жизнедеятельности каждого отдельного адепта - в его повседневных домашних и семейных обязанностях, его социальных взаимоотношениях и этике, его эмоциональных и эстетических переживаниях, наконец, в его интеллектуальной деятельности, вплоть до состояний отвлеченного умозрения. В более общем плане устанавливается связь субъекта с объектом («я» - «не-я»), индивидуума - с Богом. Существование в той или иной степени систематизированных ценностей и предписаний, выполняющих подобную функцию, отличает любую сколько-нибудь развитую религиозную систему.

Излишне напоминать, что, рассматривая соответствующие свидетельства иной культуры, исследователь неизбежно проецирует на предмет изучения свой язык, свой опыт (в самом широком смысле слова), свое видение. Вместе с тем вытекающее отсюда «возмущение» объекта извне может быть до известной степени ограничено открывающейся нам, в меру нашего постижения, внутренней системностью источника. Здесь, переходя непосредственно к нашей теме, следует сказать о весьма специфичном контексте, в котором предстает перед нами дидактика классических индусских текстов. Уже сама древнеиндийская традиция оставила нам примечательную систематизацию собственных реалий - некоторые примеры подобного рода, имеющие непосредственное отношение к нашей теме, будут отмечены далее.

Автор: А.Я. Сыркин

Предыдущая статья здесь, продолжение здесь.