На роль демиурга в «Ригведе» предлагаются богиня Вач, боги-ремесленники Тваштар и Вишвакарман, а также Брахманаспати (Брихаспати), «господин молитв», выступающий, однако, (Х.72) как кузнец, выковавший богов [Древнеиндийская философия, 1963, с. 30; Ригведа, 1972, с. 342]. В качестве первопричины и начала мира называется и некий космический человек Пуруша (Х.90).

Разумеется, воспевая эти фигуры, ведийские религии не могли еще полностью порвать с мифологически-чувственным осмыслением мира, отчего, например, идея всеприсутствия бога выражается тем, что у него повсюду глаза и повсюду лицо, повсюду — руки и повсюду — ноги (о Вишвакармане см. [Ригведа, 1972, с. 257]); аналогично этому Пуруша — тысячеглавый, тысячеглазый, тысяченогий [Ригведа, 1972, с. 259]. В то же время нащупывается более абстрактный образ — зародыша вселенной, с которым ассоциируются Вишвакарман и Пуруша. Гимн Х.21 по существу определяет в качестве причины мира Праджапати, «Владыку существ», фигура которого становится центральной в брахманах, где он отождествляется и с Вишвакарманом, и с Пурушей, и с Хираньягарбхой, космическим «Золотым зародышем». В этих же текстах, помимо всего прочего, разрабатывается идея космического жертвоприношения, в котором Пуруша-Праджапати предстает и как заказчик жертвоприношения, и как сама жертва, т.е. вселенная.

Как известно, в брахманических рассуждениях о началах мира и смыслах жертвоприношения выкристаллизовывается идея Брахмана, сначала как опоры ритуала и заключенной в нем силы, потом как опоры мира и космической силы, которая приводит к формированию активно обсуждаемого в упанишадах представления о Брахмане как о безличной и единственной сущности мира, его основе и причине [Топоров, 1974]. Это представление, составившее идеологическую доминанту той эпохи, которая получила название брахманизм, будучи, как пишет А.В. Герасимов, «несомненной кульминацией ведийского религиозного мышления, вместе с тем в наибольшей степени выявило разрыв ведийской системы с конкретной мифологией. Именно это обстоятельство — т.е. необходимость связать теоретические построения с живым религиозным культом — и побудило брахманскую верхушку пойти на первую из уступок аборигенным религиям, уступок, длинный ряд которых завершился в конечном итоге созданием индуизма. Этой первой уступкой стало отождествление Праджапати-Брахмы с Нараяной» [Герасимов, 1975, с. 131].

Хотя, как мы полагаем, уступка, о которой идет речь, не первая и их ряд более длинен и восходит к периоду создания самхит3, важность фигуры Нараяны как промежуточного звена в процессе становления индуизма и, в частности, вишнуизма, не подлежит сомнению. Культ Нараяны, могучего и мрачного аборигенного божества, был распространен уже в ведийскую эпоху (подробнее см. [Герасимов, 1975, с. 130 - 133]). С ним связывалась некая пятиночная жертва, во время которой он вбирает в себя весь мир, становясь его прибежищем и обретая качество вездесущности. Отметим, что подобное деяние позже становится неотъемлемой частью мифологии Вишну, который во время сна держит мир внутри себя. Реминисценциями этой мифологемы являются, в частности, образ Кришны, поглощающего мир в «Бхагавад-гите», и образ мальчика-Кришны, во рту которого Яшода обнаружила «семь миров».

В «Маханараяна-упанишаде» Нараяна отождествляется с Праджапати и восхваляется как высший бог:

VI. 235. [Хвала] тысячеголовому богу, всевидящему, всеблагому,

236. Всеобщему богу Нараяне, негибнущему, высшему уделу,..

237. Нараяна — высший свет, Атман, Нараяна — высший).

238. Нараяна — высшая сущность Брахмана, Нараяна — высший).

[Упанишады, 1967, с. 210].

Вместе с тем тут же говорится:

244. [Он] поистине — все, что видно и слышно в мире.

245. Проникнув во все, что внутри и снаружи, Нараяна пребывает [во всем].

Эти строки весьма многозначительны потому, что Нараяна, выше идентифицируемый с Брахманом, резко отличается от него тем, что описывается как чувственно постигаемое и близкое божественное начало. Знаменитое апофатическое определение Брахмана в «Брихадараньяка-упанишаде» нети, нети («не это, не то») как бы заменяется здесь на ити, ити («это, это»). Иначе говоря, в образе Нараяны трансцендентное космическое начало предстает перед человеком в виде конкретного, явленного в определенной форме бога, а взаимоотношения адептов с этим богом происходят в рамках достаточно развитого культа.

Автор: А.М. Дубянский

Предыдущая статья здесь, продолжение здесь.